Отмечено на карте:
Керчь-Новороссийск-Дербент-Баку-Кутаиси-Тбилиси
В открытом пространстве,
Под грохотом орудий, под свистом пуль,
Командир вручает мне два письма:
«Мой друг» - «Нет, я…я…»
«Никаких, я вручаю тебе два письма
Доставить по назначению.
Вот твой путь: Новороссийск, Дербент, Баку, Кутаис, Тбилис,
Ближний путь перекрыт.
И сказал: «О фронте не знай»,
Простёр руку с двумя письмами: «Выполняй!
Не выполнишь, пойдёшь под военный трибунал».
Под бреющим полётом, три ночи
Я ходила на бухту морскую,
Там пароход «Восток» загружали по назначению Новороссийск,
Это - мой путь.
Мы отплыли от Керчи в третьей ночи.
Сразу нас сопровождали бреющим полётом фрицы,
Пароход переворачивало с боку на бок,
Мачты звенели, кричали,
Трое бесстрашных лётчиков нас защищали.
Желанное солнышко своими лучами
Прямой наводкой Новороссийск освещало,
Но мы бесконечной гаванью плыть продолжали.
Слава Богу! Наша бухта. Это очень важно.
Но вот пароход «Восток» похож больше на баржу.
Нас встречали. Народ очень красиво, ярко одет,
Образовавши единый букет.
Город в цветущей зелени утопал,
Эту прелесть народ дополнял.
Когда вплотную причалили к берегу,
Команда парохода суетливо о чём-то заговорила,
Чтобы своего боцмана на руках на берег земли взнести.
Боцман спросил, о чём разговор, и сказал: «Отставить,
Нам некогда по рукам лазить,
Нам надо как можно быстрей пароход наладить
И в срочный путь отправить».
Капитан парохода стоял и наблюдал,
Он был без фуражки,
В одной поперечной тельняшке.
2.
Г. Дербент Каспийским морем залит,
Дежурный по станции кричит:
«Кто хочет ехать до Баку,
Пускай шагает в воду,
Предупреждаю, что вода ледяная,
Не похожа на кавказскую,
А по вкусу на байкальскую».
Товарный состав по колёса в воде стоял
На третьем пути до Баку без остановок,
Мы приближались к Баку,
Когда машинист выглянул в окно, он увидел,
Что три самолёта снижают высоту,
И посыпались бомбы на Баку.
Машинист сам себе говорит, что не раз геройство проявлял,
Много городов без остановок проезжал,
Так и этот милый Баку проскочу.
Начальник вокзала с двумя красными флажками стоял,
Поднял флажки выше головы,
Из глаз катились слёзы от наступающей беды.
Вот этому пролёту рельсы были не к чему.
Мы стрелой от Баку летели,
Увидели берег моря,
Тут мы осмелели.
Машинист резко остановил состав,
Он вылетел из кабины как орёл могучий
И скрылся в волне тягучей.
Долго не видно было его нахождение в море,
Солнце ярче море осветило,
Волны скрылись в глубину,
Из глубины моря показали облысевшую голову.
Товарного состава пассажиры шептали,
Что, нет, нет, это не его голова,
У него шевелюра была.
Машинист к берегу подплыл,
Краткую речь говорил,
Что его шевелюра на дно моря утонула.
Ещё сказал: «Милый народ,
Двинем вперёд».
3.
Вот и въехали мы в горные щели,
Там дикари гигантской высоты от Терека пищали,
На холмах город Кутаис как невинная девушка стоит,
Улицы идут в гору,
Переулки цепляются без разбору.
Город Тбилиси с площадью зеркальной,
Знак стоит с надписью:
«Проходи, милый мой, желанный,
Если упадёшь, будешь гость незваный».
Чёрная металлургия – начальник.
Когда я зашла в кабинет,
На полу на коленках стоял лет шестидесяти пяти человек,
Голова была прижата лбом к полу,
Начальник встал, узнал, что русская пришла,
Он приподнял фигуру широкоплечую,
Крикнул голосом гортанным:
«Встать, вон, подлец незваный».
Я долго шла до его стола,
Пока письмо ему подала.
Быстро вызвал он шофёра,
Приказал свести меня до его дома.
Этот дом, где царь жил Грузии одной.
Когда я зашла в этот дом,
И побывала в одном и другом кабинете,
Я не знала, что такая красота есть на свете.
Хозяин со службы приехал домой,
И сразу же пригласил меня на разговор.
Вопрос: «Грузины там воюют?»
Ответ: «Да, мужчины, а женщины нет».
Подаёт мне русскую газету
И говорит: «Прочитай, как там на фронте?»
Ответ: «По-русски не читаю».
«А на ком?» - «На молдавском».
Милая бабушка пригласила нас всех к столу,
Дочь и сын мило поклонились мне,
Обед умело приготовлен,
Миниатюрные деревянные ночёвки стояли на столе
С цветуще травой, мелко порубленной.
Бабушка говорила, что эта трава
Человеку даёт ума и здоровья сполна.
Ночевать меня поместили в библиотеку,
Где книги находились со всего света.
На второй день хозяин приказал отвезти меня
На вокзал: «Пускай воюет в Керчи».
Ответ: «Керчь занята в этой ночи.
Куда прикажете везти?»
Ответа нет.
Мне шофёр говорит:
«Милая моя, дорогая,
Я отвезу тебя, чтобы ты была живая!»
4.
Мы прибыли в Цхалтубо.
Госпиталь Ленинградского направления.
На работу в ночную смену.
В коридоре высоко подвешена колыбель, в колыбели лежал
Боец, он стонал, мать родную к себе звал.
Раненые под стоном спали,
И внезапно тишина настала.
Раненые, кто смог, на ноги встали
И к колыбели побежали.
Колыбель врачи снимали,
На руки бойца брали,
Его нельзя было спасти:
У него в груди мелко раздроблены осколки.
Скончался наш друг.
Раненые неподвижно стояли,
Речь и движение потеряли,
Они не об одном бойце,
Они и о тех, кто на передовой,
Там земля-матушка качает,
На веки спать укладывает.
Один боец совсем слепой,
Метра два высотой,
Сказал: «Кто сегодня должен быть на передовой?
Возьмите меня в какой-нибудь строй».
Чуть-чуть заря зазарилась,
Полуторка к парадному задом подкатила,
Из кабины вышел солдат слишком молодой
С забинтованной головой,
Выхватил из кармана бокового приказ фронтовой.
Прочёл, кто писал к передовой,
Зачислить их в боевой строй.
Шестеро недолеченных солдат к кузову приближались,
Шли они на костылях, шинели скатаны в кольцо,
Прикреплены через плечо.
Кто ехал по приказу,
Их провожали, раненые заполнили кузов до отказу.
Солдат молодой с забинтованной головой
Строго сказал: «Не повезу голых».
Провожающие хором пропели,
Что мы не голы, а в нижнем белье,
Обмундирование закрыто на строгом замке.
Солдат влетел в кабину,
Беззвучно повёл машину.
Они курс взяли
По направлению к железнодорожному вокзалу.
